|
Отдышаться.
Стареешь, Люциус – один подъем по лестнице в собственном поместье, а кажется – пробежал стометровку. Прислониться спиной к закрытой двери. Наложить заклятье тишины, чтобы наконец перестало шуметь в ушах от гула голосов и чужого оглушительного смеха, чтобы не видеть и не слышать никого. День всех святых. Традиционный вечер в семействе Малфоев. Когда-то эти сборища любил посещать Темный Лорд. От воспоминания о нем тебя привычно передергивает. Ты наконец отходишь от двери. Запираться не нужно. Ни Нарцисса, ни Драко не войдут. Они никогда не входят. Может быть, догадываются, может, просто уважают твое желание побыть в одиночестве – не все ли равно.
Шторы задернуть. Полная луна так и лезет в окна. Ты не любишь смотреть на нее, именно так тебе нравится думать, потому что ты никогда не признаешься себе, что просто боишься – серебряного вечного сияния и этих странных синеватых теней, расползающихся по поверхности – каждый раз - разных. Вот теперь лучше.
Распахнуть дверцу шкафчика – бара, как называют его магглы. Это все Драко – его новые замашки и новый сленг. Задуматься лишь на секунду и выбрать из ряда бутылок – одну. Плеснуть в бокал и выпить до дна, прямо так – стоя. Гадость какая. Ты морщишься – никогда не любил скотч. Но упорно наливаешь снова – до краев. Зачем? Из вредности, наверное. Или из гордости. Хотя какая уж тут к дементору гордость? И лишь один ответ не приходит тебе в голову, или ты намеренно не думаешь об этом. Ты снова и снова пьешь скотч, от которого перехватывает дыханье, во рту скапливается горечь, а глаза слезятся, только потому, что его пил он. Всегда.
Сколько уже? Год? Два?
Сколько еще? Кто знает.
Та ночь осталась в памяти сплошным черным пятном. Безумный страх за Драко, пронзительный голос Лорда – «найди мне Снейпа», и все – конец. Ничего больше. Наверное, ты умер еще тогда, в этой убогой избушке. Визжащая хижина – так, кажется. Если бы ты знал... И что бы изменилось? Циничная улыбка привычно кривит губы. Ты пьешь – залпом, ни с кем не чокаясь – именно так поминают покойников магглы. С каких пор ты поминаешь покойников, Люциус? С каких пор тебе стало не безразлично?
А в углу – зеркало. Взгляд невольно обращается к нему. Кого ты видишь там? Постаревшего волшебника, с глубокими складками, залегшими вокруг губ, с тусклыми волосами и обреченным взглядом. Разве это ты?
Ты же просил эльфов… почему его не убрали?
Отвернуться резко, так что от выпитого перед глазами покачиваются стены. А там, внизу, плавают свечи и светят незрячими глазами огромные оранжевые тыквы. Кому-то весело. Шампанское золотистой пеной плещет из бутылок. Там Нарцисса в белом атласном платье, и Драко с женой. Скоро у тебя будут внуки, Люциус. Ты будешь качать их на коленях и рассказывать сказки о злых и добрых волшебниках, о Гарри Поттере, который победил.
Тошнит. Чертов скотч. Чертово зеркало!
Пустая бутылка летит в угол. Не страшно, там есть еще. Ты знаешь.
И снова до краев. Пустой бокал выпадает из руки и рассыпается по столу градом ослепительных осколков. А ты все медлишь.
В день всех святых открываются незримые врата между миром мертвых и миром живых, и те, кто действительно хочет, видят тех, кого увидеть уже нельзя.
Пора.
Тебе кажется, что ты пересекаешь комнату за мгновенье – такое бесконечное и такое внезапное. Рука тянется к бархатной драпировке. Не слушается, соскальзывает, но ты знаешь, что должен. Пальцы сминают ткань, ты дергаешь вправо и замираешь.
Темный портрет. Не волшебный – маггловский. Застывшее лицо, остановившиеся зрачки, черная мантия. И грязно-желтый фон – неровные мазки – один на одном. Холодный глянец масляной краски.
- Здравствуй, - говоришь почему-то шепотом. Как будто боишься, что тебе ответят. Напряженно вглядываешься, ждешь и кажется, даже не дышишь, потому что потом, когда проходит наваждение первой минуты, сгибаешься в приступе кашля, открываешь рот, жадно хватая воздух. И смеешься, истерически, до хрипоты. Идиот! Ты идиот, Люциус. Мертвые не возвращаются. Ни-ког-да! Горло сжимается. Вот только пьяных слез и не хватало.
Но ты не заплачешь. Просто не сможешь – тебя этому не научили. А наверное, стало бы легче. Сглатываешь и медленно опускаешься на пол. Жесткий шелк мантии хрустит и мнется под коленями. Разве это так сложно – забыть? Почему у тебя не получается?
Нарцисса и Драко не войдут. А тебе почти хочется, чтобы они в конце концов осмелились, потому что надоело прятаться, надоело быть сильным. Особенно сейчас, когда ладони утопают в пушистом ворсе ковра, когда так трудно открыть глаза, потому что он – оттуда - смотрит не на тебя, и когда это ревущее в камине пламя совсем не греет.
Какой же ты слабый, Люциус. Подбородок дрожит, когда ты все-таки поднимаешь голову и, кусая губы, заставляешь себя не отворачиваться.
- Сев… Северус… прости меня.
- За что? – спрашивает знакомый голос.
А ты ведь чокнулся, Люциус. Или напился до галлюцинаций, что в общем-то почти одно и то же.
Ты можешь поклясться, что губы на портрете не двигались, но ты ведь слышал его, так какая разница?
- За все, - отвечаешь осторожно. Как будто от правильности ответа зависит самое важное в твоей жизни.
Кто-то касается твоего плеча. Ты не вздрагиваешь, просто сердце проваливается так глубоко, что уже не слышно его частых гулких ударов.
Медленно-медленно обернуться, пока по коже течет покалывающая волна страха и смотреть так, как не смотрел никогда – не моргая, не двигаясь, не думая ни о чем, а потом задать самый глупый в жизни вопрос:
- Северус?
- Нет, Гарри Поттер, собственной персоной.
Пальцы дрожат, когда ты протягиваешь руку и касаешься черного манжета, обтягивающего запястье.
- Ты что… оттуда? – тихо спрашиваешь ты, кивая на картину.
- Нет, оттуда, - машет призрак в сторону двери. – Твой сын наотрез отказался тебя позвать.
- Д…драко?
- А что, пока меня не было, ты успел стать многодетным отцом?
Комната плывет перед глазами, но насмешливый излом брови ты видишь отчетливо.
- Только не вздумай грохнуться в обморок, как кисейная барышня, Люциус. Я этого не переживу, а умирать второй раз мне вовсе не хочется. Маггловский ад по сравнению с итальянским солнцем просто сказка.
- Но как ты?..
Призрак только пожимает плечами, протягивает руку, а тебя почему-то не удивляет, что она твердая и теплая. Ты поднимаешься, не отводя вопросительного взгляда. И когда вас разделяют только мантии, слышишь тихое:
- Сегодня же Хэллоуин, Люц. Самое время возвращаться.
End
|
