Драко Малфой шел в сторону подземелий и чувствовал, что его неудержимо трясет. Зубы неприятно стучали, а палочка, которую он до сих пор сжимал в кулаке, ходила ходуном.
В это утро произошло слишком много… для одного человека. Вернее нет, даже не произошло, а… Он уже почти хотел, чтобы все это закончилось. С любым исходом. Просто разрешилось, наконец, чтобы он перестал чувствовать мерзкое и унизительное приближение чего-то похожего на истерику. Слезы Блез и ее попытки отговорить, уцепиться за спасительные иллюзии вогнали в глубокую тоску. В тот момент он, наконец, осознал, что же совершил. Он не знал, что будет потом, но теперь точно знал, чего именно не будет теперь. Ни-ког-да. Странное слово. Он пытался его осознать, как мог. Но получалось не очень. Никогда он не пройдет каменными дорожками поместья Малфоев без страха, что его увидят, и будет ждать неизвестная кара. Никогда он не приедет гостем в дом Блез, и улыбчивая Алин не нальет чай, расспрашивая о новостях. Никогда он не пролетит наперегонки с Марисой над небольшим квиддичным полем поместья Делоре. Никогда мать Брэнда, которую он знал не слишком близко, но отчего-то испытывал симпатию, не улыбнется так, как улыбалась им в то далекое лето на водопадах. Никогда Пэнси не испечет праздничный пирог и не будет непривычно смущенной оттого, что он не верит в ее авторство этого шедевра.
Никогда. За этим пока не до конца понятым «никогда» осталась вся жизнь - все, что он знал, все к чему привык, привязался, что любил. А впереди - только пустота и холод.
И на короткий миг он почти признает правоту Блез в том, что если Люциус прислал экипаж, значит, место для отступления есть. Одна единственная пядь, для одного короткого шага. И он вдруг подумает: а не шагнуть ли назад? Но не шагнет. И не потому, что вдруг возомнит себя способным изменить мир, а потому что станет неловко перед Блез отступаться от своего слова. Значит, он не мужчина. Гордость – порой глупая вещь. Но что, если кроме нее ничего не осталось? И он откажется. И после ее ухода вдруг почувствует себя щепкой в водовороте.
А потом Пэнси. Другие слова, другой взгляд. Взгляд девчонки, не привыкшей плакать. Взгляд, полный едва сдерживаемых слез. И еще одна пытка логичностью ее слов. И становится уже неловко вдвойне. Да и к тому же, как объяснить Блез, почему ей отказал, а с Пэнси согласился? И за этими детскими препирательствами с самим собой пройдут скомканные проводы. И пустота. И комната, в которой давят стены. И привычный взгляд на запястье. Поиски на столе, в карманах мантии и, словно вспышка, воспоминание о том, как сам снял часы и швырнул на ЕЕ стол. И от воспоминаний досада. Он старается не думать об этом вечере. Он не верит, и в этом он прав.
А потом настенные часы показывают время завтрака. Значит, все, кто остался на каникулах в Школе, сейчас в районе главного зала, и можно спокойно болтаться в другой части замка, не опасаясь на кого-то наткнуться.
Дверь музыкальной гостиной попалась на глаза в девятнадцатом по счету коридоре. Он считал коридоры. А еще факелы на стенах. Даже те, что не горели. А еще считал ступени и каменные плиты. Просто так, чтобы чем-то занять голову и время, оставшееся до развязки. Он был уверен, что развязка наступит сегодня.
В музыкальной гостиной было пусто. Он довольно часто бывал здесь раньше. Чем-то ему нравилась эта комната. Она была уютной, светлой, а еще, порой, здесь звучали мелодии, которые он слышал в детстве. Нарцисса играла на рояле. Не слишком часто - обыкновенно для гостей. Это было… талантливо. Гости аплодировали стоя, прося сыграть еще и еще. А иногда она играла для себя. Даже если об этом просила Мариса, Драко чувствовал, что мелодия звучит для мамы. О чем-то сокровенном, только ей ведомом. Рояль в доме Марисы был изготовлен тем же мастером, что и в доме Люциуса. Вот только клавиши под пальцами Нарциссы звучали всегда по-разному на этих двух инструментах. Хогвартский рояль напоминал Драко своим звучанием тот, что находился в поместье Делоре.
За все время, сколько он бывал в музыкальной гостиной, только два или три раза он столкнулся с кем-то еще. То ли музыка не пользовалась популярностью у студентов, то ли Драко приходил в неподходящее время. Вот и сегодня здесь было пусто.
Сначала он просто слушал, стоя у окна и глядя на кружение снега. Метель за окном то затихала, пуская снежинки в медленный хоровод, то казалось: старые рамы не выдержат и разлетятся на части, и комнату засыплет осколками стекла и колючими снежинками.
Он стоял у окна долго. Наверное. Часов у него не было. А потом подошел к инструменту, коснулся клавиш, и музыка смолкла. Обманывать старый рояль показалось неловким, и Драко пододвинул пуфик. Он не умел играть. Хотя нет, не так. Он умел играть в пределах того, чему его научили строгие учителя в далеком детстве. В свое время он старательно высиживал положенные часы у инструмента, потому что так было нужно. Потом он подходил к роялю считанные разы. Последний раз, кажется, прошлым летом, желая испортить мелодию Пэнси. Но в итоге они начали играть в четыре руки детскую песенку. А потом услышали над ухом бас Кребба, потом звонкий голос Блез и… В тот день смеялись все. Даже Брэндон.
Пальцы не отвыкли играть. Особенно если закрыть глаза и перестать старательно вспоминать нотную грамоту. Оказывается, часы обучения не пропали даром. Драко играл старинную балладу, которую его предок написал в подарок своей супруге. Предок прожил на свете всего девятнадцать лет, но успел оставить после себя сына и вот эту мелодию. Мелодия была… необычной. Она то кружилась снежинками в вальсе, то грохотала камнепадом, а то почти затихала яркими солнечными лучами на каменном полу. А еще в ней была нотка тревоги, словно напоминание о том, что все в этом мире хрупко и непредсказуемо. Но самое главное – мелодия была нестерпимо нежной. Потому что мальчик, проживший на свете всего девятнадцать лет, любил ту, о которой играл. И память о ней пережила его самого на несколько веков. И кто осмелится сказать, что он оставил после себя слишком мало?
Ах да! Еще от него осталось имя. Для Драко оно стало вторым. Хотя нет. Имя ему оставил не тот Регулус, а… Впрочем Драко не был уверен и предпочел не ломать голову. В этой части истории семьи он был не слишком силен. Он мог без запинки назвать титулы и награды каждого своего предка по отцовской и материнской линии. А мелочи вроде, кто по ком вздыхал, и кто какие мелодии сочинил, в голове не укладывались как ненужный мусор. Он и эту-то балладу запомнил только потому, что ее любила Мариса, и она часто звучала в доме тети. Иногда даже в исполнении Драко - сама Мариса не играла. У этой баллады были еще слова, но Драко их не помнил. Только название. «Lady la Lumière Solaire» - «Леди Солнечный свет».
А потом вдруг он понял, что на него кто-то смотрит…
В это рождественское утро он успел почувствовать себя опустошенным, испуганным, несчастным и брошенным. Казалось, хуже уже не будет. Никогда не стоит зарекаться. Взгляд Гермионы Грейнджер заставил почувствовать себя… словно вывернутым наизнанку. Не страшно. Не горько. А… обреченно. Обреченно потому, что она вошла, и все, что он так старательно прятал от себя в это утро, ворвалось в комнату. Он снова вспомнил тупое болезненное отчаяние, охватившее его вчера. Чертово осознание, которого он не хотел. Кто говорил, что правда нужна? Ни черта она не нужна! Вчера была не нужна!
ОНА выглядела уставшей и испуганной. И еще… кажется, не ожидала его здесь увидеть. Во взгляде было смятение. Значит, она просто бродила по замку и наткнулась на него… Невероятно. Уже не в первый раз возникла мысль, что Хогвартс заколдован и порой выкидывает вот такие фокусы.
Драко понимал, что должен уйти. Взять и уйти. Не дожидаться ее слов. Уйти из этой чертовой комнаты, в которой вдруг повисла давящая тишина. А потом она попросила остаться. И он… остался.
Зачем? Драко понятия не имел. Она предложила присесть, и он, точно зомби, сел на пуфик у стены. Почувствовал холод затылком и лопатками, но выпрямляться не стал. Отчасти потому, что не был уверен, что сможет сидеть достаточно прямо, а отчасти потому, что ему было плевать на холод. На все плевать. Даже на нее. Хотя ненавистный внутренний голос глумился над его попытками убедить самого себя. И все же Драко его победил. Он равнодушно смотрел на то, как она вышагивает по комнате, точно разговаривая сама с собой. Она нервно теребила рукав свитера и порой вертела часы на запястье, останавливалась, заправляя за ухо прядь волос, и продолжала ходить взад вперед. Драко с удивлением понимал, как же много успел узнать о ней за эти несколько месяцев. Сейчас не нужно было даже смотреть на нее, чтобы понять, что она делает в этот момент, как смотрит. Но он смотрел. Смотрел, потому что знал, что больше такой возможности у него не будет. Смотрел, с какой-то змеиной хладнокровностью подмечая красные пятна, выступившие от волнения на бледных щеках, криво завязанный хвостик, розовые полосы от ногтей на шее. Он, точно письмовод, фиксировал все недостатки, стараясь не дать им превратиться в достоинства. Но снова и снова проигрывал в этой борьбе, потому что за каждой неидеальной черточкой видел… жизнь. Звонкий голос звучал в комнате то отчаянным шепотом, то почти вскриком, когда она порой захлебывалась воздухом в попытке что-то объяснить. А он просто смотрел и не слышал ни одного слова, потому что запретил себе слушать. Все, что она говорила, было неважно. Теперь уже неважно. А потом она внезапно остановилась и посмотрела на него в упор. И где-то внутри что-то дрогнуло, но он не отвел взгляда. У него просто не хватило сил отвернуться.
И тут она сделала то, к чему он не был готов совершенно. Ее руки обхватили плечи, сжали до боли, и уха коснулся горячий шепот. И слезы потекли по его щеке и стали падать за ворот свитера. Горячие и… невыносимые. Он зажмурился до кругов перед глазами, отчаянно желая провалиться сквозь землю. А она все говорила и говорила, и сознание стало хвататься за отдельные слова. Стало... верить им. И внутренний голос… чертов внутренний голос, который всегда все знает лучше, вдруг сказал: «Она не врет». И это оказалось самым страшным. Потому что до этого Драко мог с ним спорить, не соглашаться. В борьбе было легче. А вот теперь его извечный мудрый враг – внутренний голос - вдруг стал предателем. И на какой-то миг Драко подумал, что это так просто – обнять в ответ и что-нибудь сказать. Неважно что. Любую ерунду. Хотя бы банальное «привет». Но не сказал. И не обнял. Почему?
Он не знал. Он просто старался не прислушиваться. Старался удержать в себе тот надрыв души, появившийся вчера. Потому что ему было не до глупых сантиментов. Он ждал развязки. А то, что происходило сейчас, было лишь сумасшедшим приветом из той – старой - жизни.
Минуты стекали ее слезами по их щекам, и дышать почему-то становилось все труднее. Может быть потому, что каждый глоток воздуха нес ее запах, ее шепот. И в какой-то момент в душе, словно что-то щелкнуло и сорвалось окончательно. И Драко вдруг понял, что отчаянно хочет спрятаться в кольце ее рук. Как тогда, когда ему снился кошмар, и она отогнала наступающую тьму. И мысль показалась постыдной и недостойной. Остатки гордости или глупости ощетинились в душе. И тогда он просто ушел.
Встать и почувствовать, как ее обессиленные руки соскользнули с плеч, оказалось совсем легко. И пройти через бесконечно длинную комнату целых восемь шагов оказалось тоже легко. И не вздрогнуть, когда она окликнула, было тоже легко. Отпереть дверь и выйти в коридор оказалось легко. И сделать первые двадцать два шага тоже – легко. А потом он вдруг споткнулся и, едва удержав равновесие, обернулся. Почти ждал, что увидит ее у оставленной двери, направившую на него волшебную палочку. И был готов сдаться на милость победителя, потому что он проиграл в этой битве.
Но коридор был пуст. Он выдумал ее. Как предательскую подножку, которой не было – просто тело вдруг стало непослушным, и нога зацепилась за ровный камень. Он все выдумал. И эти несколько дней трепетного ожидания и разговоров ни о чем он тоже выдумал. Эта жизнь – ненастоящая. Настоящая ждала там – за стенами Хогвартса. И Драко чувствовал, что вот-вот ожидание закончится.
И тогда-то подступила постыдная дрожь. Драко с ужасом чувствовал, что волна неконтролируемой истерики накрывает его с головой. Еще миг, и он уже не сможет остановиться. И не на что переключиться, не на что ее направить. Он старался привычно думать о Поттере, но образ гриффиндорца был смазан и постоянно ускользал, оставляя вместо себя то бледную Грейнджер, то заплаканную Блез. Драко резко остановился и прижал кулак к губам. Не помогло. Тогда он просто прикусил согнутый палец. Кроме боли - эффекта ноль. И в тот момент, когда он практически готов был рвануть назад в сторону музыкальной гостиной, сдернуть ее с пуфика, прижаться к ней, спрятаться в кольце рук, когда готов был совершить то, за что остатки гордости возненавидят его до конца жизни, в конце коридора появился Северус Снейп, и Драко сразу перестал дрожать. Появился кто-то, кто сильнее. Тот, кто многое знает и может помочь. Тот, кому Драко еще верил.
Северус Снейп на миг замедлил шаг, увидев юношу, а потом стал приближаться еще быстрее. И Драко, наконец, вышел из ступора и тоже пошел навстречу.
- Что с тобой? – обеспокоено спросил декан.
- Со мной? Все… все… нормально. Я просто…
- Боишься? – негромко подсказал Снейп, словно выискивая ответ в лице старосты.
Драко угрюмо кивнул, а потом попытался заговорить, но подбородок жил собственной жизнью и отказывался переставать дрожать, отчего зубы противно стучали.
- Выпей! – на ладони декана появился пузырек с темно-бурой жидкостью.
- Чт-т-то эт-то?
- Пей давай! Не отравлю.
Голос Снейпа был преувеличенно строг. Драко по-прежнему смотрел на пузырек. Тогда Снейп сам его откупорил и ткнул в руку старосты. Драко, наконец, сжал ладонью теплый пузырек и вдруг успокоился. Даже до того, как сделал глоток. Просто тепло ладони Северуса Снейпа предалось ему, и жизнь стала веселее. Зелье обожгло горло и заставило икнуть.
- Гадость, - выдавил из себя юноша.
- Побольше уважения, юноша, - устало произнес Снейп. – Эта магия старше тебя раз в тридцать.
Драко усмехнулся.
- Ну как? Успокоился?
- А оно так сразу действует?
- Да. Времени у нас нет.
Драко почувствовал беспокойство. Впрочем, не ту волну, что накатывалась все утро, а небольшой ручеек. Все-таки Снейп – мастер. Зелье действительно давало моментальные результаты.
- Что случилось? – спросил Драко, с удивлением слыша свой спокойный голос.
- Пойдемте, - согласился Драко, решив, что за этой черной мантией хоть в пекло. Не страшно. И откуда такое умиротворение?
Отметины на прикушенном пальце казались чем-то нереальным, точно из другой жизни. Они направились в кабинет… Дамблдора. Перед горгульей Драко попытался, было, вяло возмутиться, но вдруг вспомнил, что это – Снейп, и с ним нестрашно.
Директор сидел за своим столом и что-то писал. Так буднично, словно ничего не случилось. Словно это не… Драко едва не расхохотался. А ведь у директора, правда, ничего не случилось. Это же Драко заварил кашу, с чего бы Дамблдору переживать? Да и Снейп мог бы сейчас спокойненько наслаждаться отпуском, а не подталкивать Драко к креслу в директорском кабинете.
Дамблдор поднял взгляд и устало улыбнулся. Драко кивнул в ответ, отстраненно понимая, что сейчас начнется порция патетики о том, что он, Драко, правильно поступил. О сложности и правильности выбора, о…
- Ты позавтракал?
- Простите? - Драко понял, что действие зелья не повлияло на способность удивляться.
Драко подумал, что должен чувствовать себя уязвленным оттого, что декан не посчитал его способным самому вести разговор. Но вдруг понял, что его радует эта забота. Своеобразная забота человека, не привыкшего ее показывать.
- Тебе нужно поесть.
На краю стола появился поднос с бутербродами и кружкой с дымящимся чаем.
- Мне не хочется, - попытался сопротивляться Драко, но то ли от зелья, то ли от опустошенности, вызванной отступившей истерикой, под взглядом Снейпа взял бутерброд. С удивлением понял, что у еды есть вкус. А до этого казалось, что он его не почувствует.
Пока юноша жевал бутерброд, запивая его горячим чаем, мужчины молчали. Драко понимал, что это – глупо. Не для завтрака же его пригласили, однако тоже молчал. Поглотив последний кусок и сделав большой глоток, он повернулся к Снейпу.
- Заставить съесть что-то еще, так понимаю, не получится?
- Я сыт, спасибо.
- Хорошо. Тогда начнем, пожалуй.
Снейп, наконец, сел в соседнее кресло и оказался к Драко вполоборота. Отряхнул манжет, откинул волосы с лица.
- На мое имя пришло письмо от твоего отца.
Драко почувствовал, что желудок нехорошо сжался. Зачем его кормили? Что за манера, сначала… Снейп чуть улыбнулся, словно угадал, о чем думал мальчик.
- Что в нем?
- Люциус хочет, чтобы ты приехал.
Драко услышал сухой смешок и не сразу понял, что издал его именно он.
- Почему он написал вам?
Юноша поднял взгляд на своего декана. Северус Снейп на миг промедлил с ответом, но именно этот миг заставил Драко понять, что его дела плохи. Очень плохи.
- Он решил, что мне удастся тебя убедить.
Зачем эти разговоры, если все понятно? Все давно было понятно, еще до его рождения. Драко закинул ногу на ногу и сцепил пальцы на колене.
- А вам удастся меня убедить?
Он чуть улыбнулся. Снейп не улыбнулся в ответ.
- Это еще не все. Я… получил два письма.
Дамблдор чуть придвинулся к столу, но Драко уловил его движение лишь краем глаза. Сам он, не отрываясь, смотрел на протянутый деканом лист пергамента. Он был сложен так, что Драко была предложена к прочтению лишь небольшая часть текста из середины письма. Но замер юноша не по этому. Он узнал почерк… матери.
Несмотря на поистине волшебное зелье, пергамент дрожал в его руке, пока он медленно вчитывался в строки, написанные знакомым почерком, отмечая про себя, что строчки неровные, точно она торопилась или волновалась. Текст достигал сознания, только если каждое предложение читать по два-три раза. «… выхода. Правда. Ты должен не позволить Драко уехать. Я не знаю, как они попытаются его вызвать: камин, порт-ключ. Не знаю. Просто защити его. Ты сможешь. Я знаю. На доме моего деда родовая защита. Перед тем, как уехать, я поставила новую. Теперь лишь Драко и тот, кого он проведет добровольно, может туда попасть. Заклинание Марисы …»
Драко все смотрел и смотрел на строчки, отгоняя непрошенную панику, а потом, наконец, глухо выговорил:
- Нарцисса там? В имении?
- Как видишь.
- А это не может быть… подделка?
- Нет, Драко, я проверил, - тут же отозвался Северус Снейп.
Драко резко наклонился вперед, прижав ладони к лицу. Наполовину смятое письмо так и осталось в его руках.
- Почему? – выдавил он. – Она же должна была остаться в доме деда. Ее не должно было там быть…
- У нее были причины.
- Причины? – Драко почти выкрикнул в лицо Снейпу. – Какие причины?
- Поверь, Драко. К тому же дело сделано. Поздно спрашивать: почему.
- Что за «заклинание Марисы»?
Драко по-прежнему смотрел на зельевара. Он почти забыл о существовании Дамблдора. Мир сейчас состоял из человека, которому он верил. Еще верил.
- Твое кольцо – фамильный артефакт, - Драко бросил взгляд на перстень. – С его помощью можно присматривать за тобой, начиная от местонахождения и заканчивая эмоциональным состоянием. А еще влиять на какие-то твои поступки. Через расслабленное сознание.
- Во сне? – быстро откликнулся юноша.
- Чаще всего, да. Еще с помощью зелий и дополнительных заклинаний, но сон - самый простой способ.
«А ты не думал, что это может быть заклинание?»
Драко потянулся к кольцу, повертел его на пальце.
- А что с Марисой?
- Твоя мама и Мариса создали противовес. Твой медальон. Кровь матери и еще одного кровного родственника-мага. Это довольно сложное заклинание. После… гибели Марисы медальон стал сильнее. Он нейтрализует действие перстня, и тоже... присматривает за тобой. Только в ином роде. Он просто дает знать, когда тебе грозит опасность и реагирует на твое настроение, настроение тех, кто рядом.
Драко сдержал порыв вытащить медальон из-за ворота свитера. Он и так знал досконально каждый его завиток. Поэтому он просто прижал ладонь к груди, словно благодаря кусочек серебра.
- Почему вы показали мне письмо?
Драко вновь посмотрел на бледное лицо декана. Этот человек знал его мать. Судя по тону письма, знал очень хорошо. Наверное, так, как никто другой. Нарцисса верила мужчине напротив безоговорочно, раз отдала под его защиту самое дорогое. И это уже было достаточным основанием ни о чем не спрашивать. Да Драко и сам чувствовал, что Снейп не просто преподаватель, не просто педагог, призванный заботиться о благополучии студента. Было в нем что-то еще. Драко вглядывался в знакомое лицо. Его черты заострились, а под глазами залегли тени. Как же он, наверное, устал.
- Я считаю, что семнадцать лет – это достаточный возраст для принятия самостоятельных решений, - помедлив, ответил Снейп.
Драко резко обернулся к Дамблдору.
- А вы? Вы так считаете?
Слишком живо в памяти было бледное лицо Поттера в больничном крыле и слова об ответственности и выборе.
- Я согласен с профессором Снейпом в том, что человека сложно защищать против его воли.
Драко улыбнулся.
- Вы собрались меня защищать?
Директор просто кивнул.
- Но вы бы предпочли, чтобы я не знал о письме матери.
Директор ничего не ответил, да Драко и сам знал ответ.
- Я поеду, - вдруг произнес он.
Сказать это оказалось совсем не страшно. Волшебное зелье. Декан Слизерина невозмутимо расправил мантию, точно и не ждал другого ответа, а Дамблдор, кашлянув, проговорил:
- Драко, я не буду пытаться тебя отговорить – это бесполезно. Я просто скажу, что Хогвартс – единственное место, где мы можем обеспечить тебе полноценную защиту. Сюда не сможет проникнуть даже Волдеморт. А за его стенами может случиться все, что угодно.
- Это всего лишь отсрочка, - негромко проговорил Драко. – Сколько это даст? Полгода? Я ведь не смогу вечно жить в этих стенах.
- Все может измениться.
- Да? Как, профессор? Кто это изменит? Неужели вы так верите в своего Поттера?
Альбус Дамблдор серьезно откликнулся.
- Верю, Драко. Верю.
- В таком случае, поздравьте его от меня, если он каким-то чудом снова останется жив.
- Мне бы хотелось, чтобы ты сам его поздравил.
Драко улыбнулся.
- А я надеюсь избежать участи жать ему руку добровольно.
Дамблдор с улыбкой приподнял брови, а Драко пожал плечами.
– Извините. У меня сегодня… своеобразный юмор.
Повисла тишина. Драко смотрел на свои руки и не знал, как попрощаться, и думал, прощаться ли вообще или же просто встать и выйти из кабинета. И если выйти, то куда? Как именно отправиться? Камины, открытые во внешний доступ, находились не везде. И еще нужно решить, что взять и…
- Взять – порт-ключ, - прервал его мысли Снейп. – Камином воспользуешься моим.
Драко удивленно оглянулся на декана. Он что, говорил вслух? Вот тебе на!
- Камином лучше воспользоваться этим, Северус.
Мужчины несколько секунд смотрели друг на друга, а потом Снейп согласно кивнул.
- И нужно сделать то, о чем мы говорили.
Драко удивленно перевел взгляд с одного мужчины на другого.
- О чем вы?
- Мы не можем отпустить тебя просто так, Драко. Слишком опасно. Для тебя и для миссис Малфой, - просто ответил директор.
Сборы не заняли и десяти минут. Дамблдор молчал, но Драко почему-то чувствовал, что директор творит заклинание. Как? Он не знал. Просто чувствовал. Словно внутри дрожала какая-то струна. Он не был знатоком древней магии и просто не знал, что человек, на которого направлено действие заклятия, непременно это чувствует.
Юноша отвел взгляд от директора и посмотрел на Северуса Снейпа. Декан был мрачен и сосредоточенно водил палочкой над медальоном Драко, держа его на раскрытой ладони. Когда Снейп попросил снять медальон, Драко и не подумал отказать. Он верил Снейпу. Так, как никому другому. Все-таки удача была на их стороне. Пока. Драко попытался расстегнуть серебряную цепочку и не смог. Тогда он просто стянул ее через голову, чувствуя при этом непонятное сопротивление. И это знание оказалось полезным. Значит, медальон невозможно снять просто так. Мариса, видимо, позаботилась и об этом. И вот теперь Снейп делал из медальона порт-ключ. Теперь главное: успеть использовать его до того, как Пожиратели его отнимут. Если отнимут – фамильные медальоны вещь неприкосновенная.
Несколько напутствий, дрожь в коленях и рука Северус Снейпа, сжавшая затылок. Теплая. Уверенная. Напряженный взгляд почти черных глаз.
- Удачи, Драко. Я жду вас с Нарциссой.
- Мы оба любим черный чай, - нервно усмехается Драко.
- Я помню.
И перед тем, как шагнуть в камин, он вдруг сорвет с пальца фамильный перстень, с которым не расставался четыре года, и протянет его Снейпу.
- Я потом заберу.
Рука зельевара не замедлится ни на миг, потянувшись за артефактом. Возможно, на перстне заклинание от чужаков, и принявшего ждет опасность. Но в такие минуты об этом не думают. В такие минуты просто делаю то, что велит сердце.
***
Северус Снейп сидел за своим письменным столом и смотрел на чернильницу. В голове крутился миллион мыслей, но он привык их систематизировать. Эмоции не доводят до добра. Вот Северус и пытался просчитать все последствия хладнокровно. Письмо от Нарциссы он получил раньше, чем от Люциуса. В нем она путано пыталась объяснить, зачем едет в имение. Дом Фаргуса Блэка был защищен от визитов всех, кто не носил фамилию Малфой. И это была первая ошибка Нарциссы. Если бы она чуть раньше рассказала, Северус бы обязательно посоветовал. Но теперь горевать поздно. Была проблема. И ее нужно было решать. Люциус сумел попасть в дом и каким-то образом убедил Нарциссу в том, что она должна отправиться в поместье. Что это было? Заклинание? Вряд ли. Тогда бы она не смогла написать это письмо и, тем более, поставить защиту на дом. Мудрое решение немного запоздало. Значит, она поехала добровольно. Причину Северус видел в одном – попытка защитить Драко. Нарцисса поняла, что они непременно вытянут Драко из Хогвартса. По доброй воле или нет, он окажется в имении. Она и написала-то письмо без особой надежды, что Северус удержит сына в Школе. Скорее для того, чтобы он что-нибудь придумал. Сама же решила быть на месте событий. Интересно, был ли у нее план? Ведь в ее присутствии от Драко можно будет добиться всего, что только пожелает Темный Лорд. Она не могла не осознавать этого. Или же… Нарцисса решила повторить то, что некогда сделала Лили Эванс. При этой мысли в груди глухо заныло. Материнская защита. Если мать гибнет, защищая сына, он становится... почти неуязвим и неправдоподобно везуч в схватках со смертью. Особенно против тех, кто когда-то активировал эту защиту. Вот оно.
Северус откинулся на спинку стула и неверяще посмотрел в стену. Как же он сразу не понял. Как позволил Драко уйти, не предупредив об этом! То, что Нарцисса могла так поступить, казалось, с одной стороны, логичным, а с другой - чертовски неправдоподобным, потому что… потому что с Лили все понятно. Она когда-то училась в школе Авроров и, возможно, творила защиту на всякий непредвиденный случай. Скорее всего, она предполагала, что на их дом однажды могут напасть. Мысли о Лили всколыхнули в душе привычную волну тупой боли. Северус сделал глоток остывшего чая и устало потер лоб. Нарцисса…. Нарцисса делала это сознательно. И чертовски глупо. Потому что Лорд наверняка подобное предвидел и больше не попадется на ту же удочку; тем более он никогда не доверял Нарциссе и, кажется, все эти годы ждал от нее что-то в этом роде. А еще Северус вдруг понял, что так поступить может только совершенно отчаявшийся человек. Человек, которому не на кого положиться в этой борьбе. Только на себя. Почему? Ну, почему она не посоветовалась?! Боялась того, что он станет отговаривать? Разумеется, он стал бы. Но не из-за того, что боялся ее потерять. Не только из-за этого. Шаг Нарциссы – это сплошные неконтролируемые эмоции. Если бы она хоть чуть-чуть подумала головой, увидела бы всю глупость затеи.
Странно складывается жизнь. Мариса… Теперь Нарцисса… их защита была призвана спасти одного-единственного человека. И очень скоро Драко сам это поймет. И что тогда? Захочет он такой цены за свое спасение?
Это – тупик. То, что Драко не оставит Нарциссу там, он понял сразу. Безошибочным чутьем, по тем оттенкам эмоций, которые появились в последние месяцы у мальчика при словах о матери. Северус осознавал, что это – безумие. Вряд ли семнадцатилетний волшебник сможет что-то противопоставить силе, с которой столкнется. Он же не Поттер, который может наклониться завязать шнурок, избежав тем самым летящего заклинания. И все потому, что звезды так легли. С Драко все иначе.
Северус быстро встал из-за стола и прошелся по кабинету. Он упустил время. Он! Как он мог не додуматься сразу?! Да, сначала был обеспокоен отъездом Драко. А все Грейнджер. Сама что-то напутала и его ввела в заблуждение. Но потом-то! Потом!
Мысли вернулись к письму Люциуса. И где-то на дне души шевельнулась надежда. Сначала, увидев гербовую печать, Северус почувствовал волну злости, но, прочитав несколько строк, так и прирос к месту. Первая мысль: это не Люциус. Однако проверка показала, что строки писал именно Малфой-старший. Причем писал не под действием «Империо». Слишком… настоящим было письмо. За долгую жизнь человека, работающего на две стороны, Снейп повидал всякого. Он видел письма, написанные под воздействием заклинаний. Рукой, дрожащей от боли, страха, гнева. Порой письма были логичны до оскомины. Значит, писались под чью-то диктовку. Такие письма были видны по первым строкам. Это письмо было... пустым. Северус не к месту вдруг подумал о том, как однажды, еще работая в лавке Олвана, возвращался домой по темной улице. Мог бы вернуться камином, трансгрессировать, но предпочел идти, слушая шорох листьев под ногами. В ту пору он любил думать на ходу. На темной и неприветливой улице горел один-единственный фонарь. Тускло-желтый, раскачивающийся на осеннем ветру. Словно кусок чужого солнца, пойманный и запрятанный в прочную клетку за толстое стекло. Тогда Северус подумал об одиночестве. Одинокое пятно среди черноты. Этот же фонарь вспомнил он, скользя напряженным взглядом по строчкам Люциуса. Почему?
В письме не было ничего и в то же время все… Как объяснить? Люциус рассказал о том, что Нарцисса прибыла в поместье, и он хотел бы видеть Драко дома на зимних каникулах. И просит Северуса поговорить с сыном. И вот эти-то строчки заставили зельевара так сжать пальцы, что хрустнуло и разлетелось на кусочки длинное перо. Так непохоже это было на всегда спокойного и заносчивого Люциуса. Впервые не было снисходительности, не было пренебрежения. Была... усталость. Старший Малфой словно перекладывал ответственность на кого-то более сильного. Прекрасно понимал, что Снейп сам решит, поговорить с Драко или же сделать вид, что письма не было. Что это было? Доверие? Вряд ли… Скорее осознание того, что Северус может сделать что-то, что Люциус сделать уже не в силах.
Северус вспомнил, когда видел гордого отпрыска старинного рода в последний раз. Это было в банке Гринготс, куда Северус заехал по делам Хогвартса, а Люциус, видимо, по своим собственным. Малфой в дорогом костюме выделялся на фоне темной стены изяществом и неистребимым налетом изысканности. Словно драгоценный камень на фоне неподходящей ему оправы. Поприветствовал Северуса легким кивком и тут уже отвернулся, давая понять, что совсем не расположен беседовать с деканом собственного сына. Тогда душу кольнуло подобие досады. Прошло много лет, но Северус до сих пор болезненно воспринимал пренебрежение к собственной персоне.
А вот сегодня это письмо. Хотел бы он видеть глаза Люциуса в тот момент, когда писались эти строки. Почему-то казалось, что привычного самолюбия там не было вовсе. А еще к письму прилагался чистый лист пергамента. Точно Люциус по ошибке не заметил, что пишет на двойном листе. Но Северус слишком хорошо понимал, что в такие минуты подобных случайностей не допускают. Даже ему пришлось повозиться с заклинанием. На чистом листе проступили строки. Читая подробный перечень имущества, переходящего в наследство Драко, список необходимых процедур для вступления во владение той или иной вещью, тайны старых семейных реликвий, Северус все больше мрачнел. Он не был готов к такой мере ответственности и вместе с тем понимал, что это теперь его ноша. Странно распорядилась жизнь. Именно ему доверили судьбу своего сына одновременно Нарцисса и Люциус. И если с Нарциссой все было понятно, то шаг Люциуса просто сбил с толку.
А потом Северус подумал о Драко. О мальчике, мать которого решилась на последний отчаянный шаг, обреченный на провал – в этом Северус не сомневался, а отец вот так устало и без особой веры в успех вложил судьбу сына в чужие руки. И понял, что готов на многое ради того, чтобы еще раз увидеть улыбку своего старосты.
Нужна помощь. Помощь сильного мага.
Альбус Дамблдор был против того, чтобы Драко знал о письмах. Он все еще надеялся защитить мальчика и никак не желал допускать, что защита и сокрытие правды – это совершенно разные вещи. И Драко должен решить сам. Однако прав Дамблдор был в одном. В Северусе, негромко доказывающем директору необходимость оповестить Драко, в тот миг говорила не только забота о старосте, но и мысли о Нарциссе. И с этим декан Слизерина даже не стал спорить. Они сошлись на том, что Драко нужно рассказать о письме Нарциссы. Про характер письма Люциуса не было сказано ни слова. Почему? Оно мало что меняло в расстановке сил, но могло сбить Драко с толку, дать надежду на то, что могло не сбыться. И Северусу очень не хотелось, чтобы Драко испытывал иллюзии, отправляясь домой. Вдруг он ошибся, и Люциус в этом письме не был честен. Когда видел за свою жизнь так много, не веришь порой даже себе. Что уж говорить о других.
И вот теперь оставалось ждать. Драко отправился в поместье, нервно теребя серебряную цепочку на шее. К древней магии, наложенной на него Марисой, добавилось одно новое заклинание. Единственный шанс Драко. Ему нужно просто оказаться рядом с Нарциссой. Дамблдор повторил это несколько раз, на что мальчик внимательно кивнул, закусив губу. Голубые глаза старого волшебника внимательно смотрели поверх очков-половинок, и сильная рука сжимала плечо мальчика. Он только что пообещал, что Драко не будет один там, в ставшем вмиг враждебном доме. И Драко снова кивнул, хотя верил в это, кажется, с трудом. Не верил и Северус. Конечно, он верил в почти безграничную силу Дамблдора. Но вот это маленькое «почти» заставляло бестолково переставлять с места на место предметы на письменном столе и то и дело поглядывать на часы. Северус ненавидел бездействие. Почти так же, как в далекой молодости компанию гриффиндорцев.
***
Как медленно тянется время, когда чего-то ждешь, и как летит оно, когда ты счастлив. Как хочется порой ускорить его бег, а порой остановить навеки. Гермиона бродила по опустевшему замку и сама не замечала, куда несут ее ноги. Несколько раз с удивлением обнаруживала себя в самых отдаленных частях замка. Причем часто при помощи отчитывающих ее портретов.
Она не пошла на праздничный обед – потребность в еде отпала как нечто ненужное, а сидеть просто так рядом с друзьями, пытаясь делать вид, что все прекрасно, было выше ее сил. Все силы остались там – в музыкальной гостиной. Сначала Гермиона пошла в сторону гостиной Гриффиндора, но столкнулась с друзьями и поняла, что совершила ошибку. К счастью, Аманда не отпускала Рона от себя ни на миг, и он ограничивался тем, что бросал на Гермиону взгляды, обещающие допрос с пристрастием. Кетти же так крепко держала Гарри за руку, что он, кажется, чувствовал себя неловко - они парами, а Гермиона одна. И при этом обидеть девушку, высвободив руку, все же не решался.
Гермиона перебросилась с друзьями парой слов, пообещав, что подойдет в главный зал попозже, наблюдая, как Кетти прижимается щекой к плечу Гарри, и ее волосы липнут к его под
Гермиона перебросилась с друзьями парой слов, пообещав, что подойдет в главный зал попозже, наблюдая, как Кетти прижимается щекой к плечу Гарри, и ее волосы липнут к его подбородку.
Кажется, друзья не очень хотели отпускать ее одну, но пришлось.
Бродя прохладными коридорами, она отчаянно хотела увидеть его силуэт. Но встретила всего-то двоих людей. Один раз Филча, выслушав от него бурчание по поводу шатающихся бездельников, второй раз какого-то младшекурсника. ЕГО не было. ОН уже казался несбыточным сном. На смену слезам и отчаянию пришло отупение.
Через какое-то время она почувствовала, что замерзла. Часть замка отапливалась плохо, и когда метель дула в окна, стылый ветер летал по коридорам, задувая факелы на стенах.
Гермиона повернула в сторону гостиной. Наверное, праздничный обед закончился. Значит, там будут любопытные взгляды. Девушка вздохнула. Все равно придется когда-нибудь туда входить. И рассказывать. Рассказывать свой страшный сон.
В гостиной сидела лишь Джинни. Видимо, она не пошла на обед или же просто быстро вернулась. Джинни сидела в кресле, в котором обычно располагался Гарри, и листала какой-то журнал, закинув ногу на ногу. Она была одна в праздничный день. Гермиона почувствовал смесь досады и благодарности. Девушка явно ждала ее.
Младшая Уизли взглянула на Гермиону мельком, потом вновь вернулась к журналу, но тут же взгляд метнулся обратно, и Джинни прижала ладонь к губам. В голубых глазах появился испуг. Гермиона молча покачала головой, давая понять, что разговаривать сейчас просто не может. Она направилась в свою комнату. Не хотелось быть одной, но слушать советы или выворачивать душу наизнанку хотелось еще меньше. Джинни молча пошла следом. В комнате царил порядок. Везде, за исключением стола, на котором пергамент был разбросан и смят. Гермиона села на кровать. Джинни опустилась рядом.
- Хочешь чего-нибудь?
Гермиона повернулась к девушке. Почему она всегда считала, что их с Джинни не связывает дружба? Из-за осадка, оставляемого ревностью сестренки Рона к Гарри? Но ведь в моменты, когда Гермионе была нужна помощь, рядом оказывалась именно эта девочка. Именно она порой умела смолчать в самый подходящий момент. Гермиона улыбнулась.
- Спасибо тебе, Джин. Ты… здорово, что ты есть.
Джинни улыбнулась в ответ, хотя взгляд по-прежнему был выжидающий. Гермиона произнесла:
- Он вчера ушел, – она взмахнула рукой, пытаясь что-то сказать. – Я… соврала ему летом. Думала, что это – неважно. Что все равно так далеко у нас не зайдет. К тому же он… он. В общем, помолвлен. Почти. А я вчера случайно проговорилась, и он ушел. Знаешь, самое страшное: он поверил мне тогда, когда я врала, и не поверил теперь, когда я говорила правду. Смешно.
Джинни смотрела на Гермиону и не узнавала. Рассудительная, строго следующая правилам и нормам? И больше всего удивляло не то, что Гермиона могла обманывать или встречаться с помолвленным человеком. Нет. Все – люди. Все совершают ошибки. Удивляло то, насколько для нее это важно. Джинни никогда бы не могла подумать, что прагматичная Гермиона может походить на бледную тень самой себя из-за… любви.
- Может, тебе стоит с ним поговорить? – осторожно произнесла Джинни.
Гермиона усмехнулась.
- Я попробовала.
- И?
- Он вежливо выслушал и ушел. Снова.
- А что сказал?
- Ничего.
- Вообще ничего?
- Ни слова, Джин! Ни одного.
- Странный он. Даже не упрекал?
- Молчал. Просто молчал. Наверняка знал, что это – хуже всего.
- Знаешь, мне, конечно, сложно что-либо говорить: я его не знаю, но попробуй подождать. Он должен остыть. Не может же он еще полгода молчать. А глядишь, остынет, и голова заработает. Вряд ли так уж страшен был твой обман.
- Гермиона, я знаю тебя много лет. Ты не можешь поступать плохо. Это у тебя в крови. Так что переставай грустить, приводи себя в порядок и пошли веселиться. Глядишь, встретим его, а он уже в настроении слушать или говорить.
Джинни улыбнулась. Гермиона покачала головой. Все-то у Джинни легко. А может, она права?
- Хорошо. Только у меня к тебе просьба будет. Можешь взять у Гарри Карту Мародеров? Мне она нужна, а объяснять я им пока ничего не могу. Рон уже утром брал ее, что-то соврал насчет своей Аманды. Теперь, чувствую, не успокоится, пока всю правду из меня не вытрясет.
Внезапно Джинни улыбнулась.
- Я же говорю: жизнь налаживается. Карта у меня. Когда ребята шли на праздничный обед, Рон попросил подержать ее у себя, потому что в спальню ему было лень идти, а показывать Аманде… сама понимаешь.
Джинни вихрем выбежала из комнаты и через минуту вернулась со старым пергаментом в руке. Пока Гермиона, не знавшая, как ее отблагодарить, листала пожелтевшие страницы, Джинни прохаживалась по комнате, с преувеличенным интересом рассматривая предметы, которые видела до этого не один десяток раз.
Гермиона сидела на кровати и напряженно всматривалась в старые листы пергамента, выискивая одно единственное имя. И не находила. Никогда еще территория Хогвартса не казалась ей такой неправдоподобно огромной. Страница за страницей, разворот за разворотом. Замок, озеро, квиддичное поле. За эти тридцать минут она узнала о территории Школы больше чем за последние шесть с лишним лет. До рези в глазах она всматривалась в движущиеся точки, вчитывалась в знакомые и малознакомые имена. Пока истина не стала очевидной. Гермиона Грейнджер вскочила с кровати и бросилась к выходу. Мимо недоуменно глядевшей на нее Джинни, вниз, в гостиную, мимо Гарри и Кетти, обнимавшихся на диване. Сквозь дверной проем. Не слыша окриков, не разбирая дороги.
Джинни Уизли закрыла Карту Мародеров и положила ее на письменный стол. Устало потерла висок и спустилась в гостиную в глубокой задумчивости. На диване напротив камина сидела недовольная Кетти, рядом с растерянным видом поправлял свитер Гарри. Он смотрел в сторону дверного проема. Обернулся к Джинни, что-то сказал Кетти и шагнул навстречу.
- У тебя все нормально? – осторожно спросил Гарри.
- Да. А у тебя?
Гарри просто кивнул и потер подбородок, потом нос.
- У тебя минута есть?
- Хоть две, - улыбнулась Джинни. – Только Кетти, боюсь, это не понравится.
Гарри оглянулся на свою девушку, помахал ей, та помахала в ответ.
- Нормально. Я спросить хотел… Что с Гермионой?
Губ Джинни коснулась невеселая улыбка. Вот он – Гарри Поттер. Человек, которым она грезила шесть лет своей жизни. Стоит совсем рядом, и она видит свое отражение в стеклах его очков. Тонет в зелени его глаз. А он стоит в нескольких шагах от своей девушки, которую обнимал еще минуту назад, и думает совершенно о другой. Джинни ожидала привычную ревность. Но вместо нее почувствовала жалость. К себе, к нему, к глупышке Кетти и умчавшейся неизвестно куда Гермионе. Ей вдруг захотелось обнять его, потрепать по взлохмаченной шевелюре, но вместо этого она произнесла:
- Этот вопрос лучше задать ей.
- Она молчит, – досадливо отмахнулся Гарри.
- Значит, у нее есть причины. Она – большая девочка.
Гарри вздохнул. Джинни проследила, как резко поднялись и опустились его плечи под темно-зеленым свитером, связанным ее матерью. Слева на груди был вышит золотистый снитч. Гарри вряд ли знал, что вышивала его именно Джинни.
- Я – тоже. Но я уверена: если ей понадобится помощь, она обратится. Так что расслабься и наслаждайся… - Джинни сама смутилась оттого, что хотела сказать и неловко закончила, - …отдыхом.
Гарри приподнял брови, а потом чуть улыбнулся. Джинни улыбнулась в ответ. Кажется, он хотел еще что-то добавить, но в этот момент в гостиную влетел Рон и направился прямиком к ним.
- Да что же это за дурдом? – возмутился Гарри. – Здесь кто-нибудь шагом ходит?
- Джин, ты мне нужна!
- Что случилось? – в один голос выдали Джинни и Гарри.
Вид у Рона был такой, будто с кем-то из родных что-то стряслось.
- Да… ничего не случилось. Мне Джинни… по личному вопросу нужна.
Гарри с Джинни переглянулись и дружно обернулись к Рону.
- Мне совет нужен по поводу Аманды, - недовольно буркнул Рон и бесцеремонно подцепил сестру под локоть, потянув в сторону своей спальни.
Когда Джинни услышала вопрос о Гермионе, ей показалось, что она – второстепенный персонаж в каком-то спектакле.
- Рон, давай вы будете мучить ее, а не меня! То ты, то Гарри. Я ничего не знаю!
- Ты с ней общаешься!
- Вы – тоже!
- Ты девчонка!
- И?
- Может, у вас женские секреты.
- И ты считаешь, я сейчас тебе выдам все женские секреты?
- Да!
- Рон, прекрати! Я все равно ничего не знаю.
- С кем она ушла с бала?
- Вчера?
- Нет, в прошлом году! – рявкнул Рон.
- Одна, - возвела глаза к потолку Джинни. – Я видела ее одну в коридоре.
- Далеко от гостиной?
- Не знаю. Не помню.
- Гриффиндорец.
- Что?
- Она встречается с гриффиндорцем.
- Шутишь, - откликнулась Джинни, а сама задумалась. В словах Рона был смысл. – С кем?
- Знал бы, не спрашивал, - огрызнулся Рон.
- А на бал она…
- Невилл? – охнул Рон. – Мерлин, она из-за Невилла так переживает?
- Брось, - фыркнула Джинни.
- Ты считаешь: с Невиллом нельзя встречаться? – обиделся за сокурсника Рон.
- Брось: ты понимаешь, что я не об этом. Невилл чудесный. Только это не он.
- Почему?
- Да потому что.
- Почему?
- Рон, променять Гарри на Невилла? Для этого нужно сойти с ума!
- А причем здесь Гарри?
- Не причем.
- Джин! Причем здесь Гарри?
- Все. Мне надоел этот разговор!
- Она что-то говорила о Гарри?
- Нет! Да! Ничего из того, что тебе или ему стоит знать.
Они замолчали. Рон, почесывая лоб, смотрел в пол. Джинни, скрестив руки на груди, сверлила взглядом в стену.
- Ты все еще переживаешь из-за Гарри? – негромко откликнулся Рон.
- С чего ты взял?
- Показалось.
- Вот именно: показалось. Я пойду.
Рон кивнул. Настроение испортилось окончательно. Когда Джинни уже открыла дверь, услышала его слова:
- Нет. Не Невилл.
- Почему?
- Часы. Вчера на столе Гермионы я видел мужские часы.
- Могли быть чьи угодно.
- Серебряные.
- Круг сужается, - глубокомысленно изрекла Джинни. - Нам осталось всего лишь спросить время у всех студентов из обеспеченных семей или подождать, пока Гермиона сама все расскажет. Я - за второй вариант.
Рон что-то пробурчал, но Джинни уже не слышала. Она вышла из комнаты брата и решительно двинулась в сторону спальни. Одеться теплее и пойти на улицу. Надоели эти тайны до чертиков. Пусть сами разбираются, а она побудет зрителем в последнем ряду.
На данном сайте присутствуют материалы содержащие в себе графическое и текстовое описание сексуального акта, гомосексуальных отношений, насилие, мазохизм и другие вещи не рекомендованные для просмотра лицам младще 18 лет. Все материалы находятся в отдельных разделах. Если вам еще не исполнилось 18 лет, то мы не рекомендуем посещать данные разделы. All Harry Potter names and characters belong to JK Rowling, Bloomsbury, Scholastic or Warner Bros. and Росмэн
