|
 |
Библиотека
Помню ли я, когда это началось? Какую дату мне отметить в личном календаре воспоминаний? Нет, не помню. Я не могу назвать ни день, ни час, только череду недель, окрашенных черным, с проблесками серебра – нити мыслей в думосборе, который стал такой же неотъемлемой частью меня, как волосы или руки. Все чего я хотел тогда – спрятать, раз спрятаться самому невозможно. Все чувства, все мысли, все надежды, которые у меня еще оставались, хотя не так уж много их было. Если я когда-то и был мечтателем, то моя внезапно начавшаяся и закончившаяся юность все исправила, расставила по местам, и я стал тем, кем являюсь, по большому счету, и сейчас – рано повзрослевшим мальчишкой без мечты, без идеалов и без веры. Верить было еще опаснее, чем мечтать, потому что мечта – это сказка, а вера – реальность. В моей реальности нужно было уметь выживать, а не верить. Вот я и перестал однажды. И до сих пор не пожалел об этом.
Сколько прошло с исторического окончания моего пятого курса? С тех пор как Поттер опять умудрился выжить, на этот раз в Министерстве? Два года. Ерунда. А мне кажется, что я уже успел состариться. Все кончилось? Темный Лорд мертв? Заголовки газет пестрят победными лозунгами и здравицами Поттеру? А я не верю. Потому что два последних года стали для меня длинной жизнью, в которой ничего не меняют звуки финальных фанфар.
А он… Он стал моим проклятьем, от которого можно избавиться только вместе с жизнью. Но я слишком боюсь смерти, чтобы уйти. И вообще я трус. Всегда был и буду. Сейчас я могу это сказать прямо так – вслух, потому что знаю, меня никто не услышит. Я боюсь боли, боюсь грозы, боюсь пустых темных комнат, боюсь одиночества. И его тоже боюсь. Всегда боялся. С детства. С первого взгляда. Он не был частым гостем в Малфой-Мэнор, да и вообще не был гостем. Кажется, до первого дня в Хогвартсе я ни разу его не видел. Зато потом видел слишком часто. Казалось, он был сразу везде – в общей гостиной, в Большом зале, в подземельях, в классе зельеварения. И нигде невозможно было расслабиться и чувствовать себя спокойно. Потому что этот пронизывающий взгляд преследовал.
Почему меня считали его любимчиком, не понимаю до сих пор, однако это было лестно. И я нарывался, о, да, как же я нарывался, все ждал – вот сейчас, еще чуть-чуть - и хлынет, прорвется. Думаете, я знаю, зачем это было мне нужно? Да понятия не имею. Хотелось и все. Вообще, хотеть я любил, кажется, с младенчества, причем хотеть не хаотично, а последовательно и обязательно страстно, чтобы ни о чем больше думать не получалось, только о том, чего хочешь в данный момент. Желание захватывает тебя и душит, душит, пережимает все чувства, все мысли и бац – исполняется. Всегда все исполнялось. А тут – никак. Помню, это меня злило поначалу, очень уж хотелось его довести и посмотреть – что будет. Но особенным идиотизмом я вроде бы никогда не отличался, и в конце концов до меня дошло, что нарываться-то, собственно, глупо. Никакой выгоды, наоборот, скорее всего, ущерб. А так можно Поттера до белого каления довести запросто прямо в классе, Снейп ни слова не скажет, а может и баллы с Гриффиндора поснимает, чем ни радость жизни?
Да, тогда еще меня могла радовать такая ерунда. А потом все изменилось. Разом. После ареста отца. И Снейп изменился. Это потом, гораздо позже, я узнал про Клятву, а сначала злился очень, когда за каждым поворотом на него натыкался. Я тогда на всех злился и в первую очередь на себя. Матери в глаза смотреть не мог, сразу хотелось разреветься как в детстве и ткнуться носом ей в плечо, только и оставалось – огрызаться и сбегать, чтобы не догадалась ни о чем. А Снейп… Он как всегда видел меня насквозь. Все видел. И слезы мои, и страх и слабость. Или мне так казалось. Но я точно знал одно – я должен справиться сам. Я не собирался умирать. Но когда Поттер запустил в меня Сектумсемпрой и Снейп каким-то чудом оказался в туалете… Ну да, он спас мне жизнь, и я видел искренний страх в его глазах. Конечно, Нерушимая Клятва, он не мог иначе. Но тогда мне так сильно хотелось, чтобы не было никакого обета, чтобы он вот так просто… сам…
Думаете, я люблю его? Да нет же. Не люблю. Скорее, я его ненавижу. Гораздо больше чем Поттера. Он сам как один из его ядов, въелся в кожу, никакими заклятьями не сотрешь, и противоядия нет. У меня нет противоядия от Снейпа. Мерлин, если бы я сказал кому-то, меня сочли бы чокнутым. Да я и есть чокнутый. Ха. Чокнутый Драко Малфой. Как звучит! Черт!
Мне до сих пор кажется, что я пережил этот кошмар только вчера. Битва за Хогвартс. Событие, которое вошло в историю и которое будут помнить всегда. Выручай-комната… Там все было пронизано огнем. И я уже знал, что не выживу. Если бы не Поттер… Опять долбаный Поттер со своим долбаным гриффиндорским благородством. Я должен быть благодарен ему. И я благодарен. Потому что если бы не он, ничего бы не было. Но я до сих пор не знаю, окажись в огне Поттер, будь он там таким же, как я, слабым и перепуганным, спас бы я его, вот так же рискуя жизнью? Может да, а может и нет.
Мы оставили в огне Винса. Я не хотел. Меня по ночам до сих пор преследуют его крики. Кричал ли он на самом деле, или мне казалось, не знаю. Но дым, раздирающий легкие кашель, надвигающееся со всех сторон пламя, которое невозможно ни остановить, ни затушить, и жаркий болезненный ужас останутся со мной навсегда. И я ничего не могу с этим поделать. Но самым страшным оказалось не это, и не обрушивающиеся стены, и даже не отчаянное желание спасти свою шкуру любым путем. Самым страшным было то, что я не мог найти его. Искал повсюду, швыряя по сторонам заклятья, только чтобы прорваться. Чужая палочка слушалась плохо. Не было никакой причины, и никаких мыслей. Грохот. Крики. Я не думал, просто искал, не мог иначе. Но не находил.
У замка творилось что-то невероятное. Оживший кошмар, конец света. Тьма, ослепительные вспышки заклятий, огромные пауки, великаны, дементоры… Я помню отца, с которым нас разделяли дым и падающие обломки камней, помню его лицо, искаженное ужасом, помню, как отстраненно подумал, что никогда не видел его таким и сделаю все, чтобы он никогда больше таким не был. Если выживу.
Я не остановился. Хотел, больше всего на свете хотел. И не смог. Ненавижу себя за это. И Снейпа ненавижу. За то, что я чуть не опоздал. И если бы не странный инстинкт, который словно тащил меня к гремучей иве, не давая сосредоточиться на вопросах «зачем?», «почему здесь?», все бы кончилось для меня еще тогда.
Да, о тайном ходе в Визжащую хижину я знал. Сам же Снейп и рассказал на шестом курсе, после той дурацкой истории с ожерельем. Я тогда вообще ничего не соображал, словно на меня самого наложили Империо. А он прикрывал. Как мог. Ну да, Нерушимая Клятва.
Как я успокаивал бешеное дерево, не помню, как лез по темному извилистому ходу, тоже не помню, помню только кровь на старых досках. Очень много крови. В эту кровь я и рухнул, потому что ноги не держали. Со всего размаху впечатался коленями. Если бы не это, отключился бы сам, и ничего не смог сделать. Но боль отрезвила разом, даже мыслить связно получалось.
Пальцы слипались, и я никак не мог вытащить палочку, а потом решить, что же мне делать. Что он еще жив, я знал, мне не нужно было нащупывать для этого пульс или произносить определяющие заклятья, и еще знал, что у меня совсем мало времени. Ни о каком Мунго не могло быть и речи. Но и здесь оставаться было нельзя. В любой момент сюда мог вернуться тот, кто это сделал. Я не очень-то разбираюсь в колдомедицине, однако, если твой отец – Упивающийся смертью, если твоя тетка – фанатичка и если ты почти полтора года имел сомнительное удовольствие созерцать Темного Лорда в непосредственной близости, ты не сможешь обойтись без необходимых навыков. А уж остановить кровь и срастить края раны сумеешь даже с закрытыми глазами.
Но с такими повреждениями тканей и потерей крови не справишься одними заклятьями. Нужны зелья, только вот какие? Было два хорошо известных мне места, где я мог достать зелья на любой вкус – кабинет зельеварения в Хогвартсе и Малфой-Мэнор. Не было никакой возможности незамеченным пробраться в школу и взять все необходимое, но и домой я вернуться не мог. Один – да. Со Снейпом – нет. Аппарировать с полумертвым профессором в имение, только для того, чтобы его там добили? Я не идиот.
Времени на раздумья не было, и я аппарировал вместе со Снейпом в ближайшую маггловскую деревню. В часе ходьбы от Хогсмида. Меня занесло туда случайно, на шестом курсе, когда, очумев от навязчивой компании Панси и собственной паники, я выскользнул через заднюю дверь Сладкого королевства и пошел по первой легшей под ноги дороге. Вперед и вперед. Дорога петляла, то становясь едва заметной тропинкой, то пропадая совсем в высокой траве. Я и не видел ничего кроме этой травы и земли, бегущей из-под ног. И не думал ни о чем. Во всяком случае, пытался. А потом попал в эту деревню. Маленькая, почти заброшенная. Домов двадцать от силы, хаотично разбросанных по равнине. И невесомая тишина вокруг. Я стоял как дурак минут десять, пытаясь понять, что случилось. А потом понял. Я будто провалился в другой мир, как девчонка Алиса из маггловской сказки в кроличью нору. Там не было магии. Только небо, серое-серое, и желтеющая трава. И тишина. И никакого Темного Лорда, никакого Поттера, никакого Хогвартса, только я и целый мир вокруг. Незнакомый. И показалось тогда, что он может стать таким, как я хочу. Без волшебства, сам по себе. И еще… там получалось думать, не срываясь в истерику.
Это было единственное место, где я по-настоящему хотел оказаться с ним. Всегда хотел. С того самого первого раза. Потому что там все было иначе.
Туда мы и переместились. А потом я добирался до ближайшего дома. Аппарировать второй раз я бы не смог, сил хватало только на то, чтобы с трудом передвигать ноги, сгибаясь под тяжестью его тела, а потом и их не осталось. До порога было метра три, но они казались мне бесконечными. Я не представлял, что буду делать дальше. Но мир не предал. Он будто ждал, когда я появлюсь.
Дверь распахнулась, и старый маггл в потертом рабочем комбинезоне, выкрикнув что-то вроде «Боже милостивый!», кинулся к нам. Хорошо же мы, должно быть, выглядели. Пропитанные пылью и кровью, один без сознания, с огромным багровым рубцом на шее, другой – в обгоревшей мантии, перемазанный копотью, на грани отключки. С помощью маггла я умудрился кое-как подняться, ноги не слушались и подгибались, но вдвоем мы все-таки занесли Снейпа в дом, положили на большую деревянную кровать в чистой комнате с низким потолком. У меня совсем не оставалось времени. Нужно было срочно делать что-то, пока маггл не начал задавать вопросы. Небольшая модификация памяти и почти правдивая история о том, что мы иностранцы, давно мечтающие побывать в Шотландии. Он – профессор естественных наук, я – его дипломник. У меня родственники в Лондоне, мы взяли напрокат машину и отправились сюда, попали в аварию, машина взорвалась, нам чудом удалось выбраться. Маггл кивал, говорил, что времена сейчас неспокойные, края здесь глухие, и странные дела творятся, особенно к востоку, за большим холмом. Что деревня их почти опустела. Дети разъехались кто в Лондон, кто в города поменьше. Появляются редко, иногда внуков привозят. До ближайшего города миль десять… Дальше я не слушал, сказал, что немедленно иду в город за колдомедиком, и чуть не откусил себе язык. Исправление памяти слишком сложно и опасно, тем более с чужой палочкой, и Мерлин знает, сколько еще раз мне придется его применить, а тут… Но маггл не удивился, видимо, списал странное слово на мое иностранное происхождение. Он кивнул и вышел.
Снейп дышал. Я зачем-то сжал его холодные пальцы и, кажется, впервые в жизни взмолился. Правда молитва вышла странной, что-то вроде: «Боже всемогущий, Мерлин великий, если вы есть, если вы слышите меня, пусть он меня дождется, пусть не умрет, пока я не вернусь. Потому что если я вернусь, а он… И пусть чертов Поттер выживет, потому что иначе…» Звучало, должно быть, дико, потому что маггл замер на пороге с полным тазом теплой воды и смотрел на меня испуганно. Но мне тогда она казалась гораздо могущественнее самых изощренных заклинаний. Я отобрал таз, кажется, с размаху приземлил его на пол, разбрызгав воду, и ушел. Аппарировал в Малфой-Мэнор, едва не расщепившись по пути, это меня так разозлило, что я даже почувствовал себя немного лучше, все-таки злость – гораздо правильнее отчаянья.
А дальше… дальше было все просто. Ну, почти просто. И почти быстро. Мне повезло, и я списал это на действие высших сил, я тогда был готов поверить во что угодно, лишь бы получилось. В имении никого не было и мне удалось беспрепятственно побывать в лаборатории. Я хватал все, что попадалось под руку, все, что казалось мне более-менее подходящим.
Вставало солнце. Аппарировал я прямо в дом, не было времени возиться с маскировкой. Но мне повезло снова – маггл копался в маленьком огородике, из окна была видна его согнутая спина. Я входил в комнату, как, наверное, преступники всходили на эшафот. Не могу объяснить, но это было… страшно. Очень.
Неподвижная фигура на кровати. Его руки, лицо и шея были чистыми, только волосы по-прежнему слипшимися от засохшей крови.
Снейп дышал. Едва заметно, но дышал. Вдох-выдох. Вдох-выдох… Я считал их, вцепившись в спинку кровати, затаив дыхание, боясь поверить.
Сколько зелий я в него влил, не помню, меня беспокоила только их совместимость. Слава Мерлину, знаний по зельям у меня было побольше, чем у Лонгботтома. А потом я встал на колени возле кровати, уткнулся в его подушку и ревел как самый настоящий сопливый идиот. Так меня и застал вернувшийся в дом маггл.
Удивляться моему внезапному возвращению и отсутствию доктора ему пришлось недолго. Я, наставив на него палочку, задал единственный вопрос – какой ближайший дом в деревне пустует. Он напрягся, попятился, но потом кивнул мне и пошел к входной двери, распахнув, махнул рукой, указывая направление. Все просто. Пять минут спустя нас уже не было в его доме. Даже Империо применять не пришлось, только Обливиэйт. Последний раз.
Дом оказался старым, но выбирать не приходилось. Несколько маскирующих заклятий, несколько охранных, замкнутых на меня. Вот этим мастерством я владел в совершенстве, спасибо отцу и его вечной мнительности. Пожалуй, во всей Англии нет поместья, которое могло бы сравниться с Малфой-Мэнор по количеству и разнообразию охранных, сигнальных и маскирующих чар.
Один Мерлин знает, как мне не хотелось уходить. Я сидел на краю рассохшейся кровати рядом с ним, и почему-то казалось, что если останусь, ничего не случится, а если уйду…
Но в ушах все настойчивее звучали голоса отца и мамы, все это время мне удавалось не вспоминать о них, но теперь, когда прошел первый шок, они вернулись. Я был уверен, что прошло уже очень много времени, и не мог понять, почему солнце все еще так низко. Как оказалось потом, я отсутствовал чуть больше двух часов. Целая жизнь, уместившаяся в сто двадцать минут. Смешно. Теперь смешно, тогда не было.
Я аппарировал в Визжащую хижину, готовясь встретить там кого угодно, от Темного Лорда до Поттера. Но не встретил никого. Еще в тоннеле уши заложило от грохота. Земля тряслась, и я уже видел, как своды обваливаются и меня навсегда засыпает землей, когда вдали наконец показался просвет.
Кентавры, домашние эльфы, волшебники. Все смешалось, и я уже не мог разобрать где кто. А потом все стихло. Я шел к замку, кажется, сотни лет. По выжженной, развороченной камнями и заклятьями земле. Воздух взорвался криками, и среди них я отчетливо различал только одно слово - «Победа!»
Отца и маму я встретил на пороге Большого зала. Они были вместе. Они были. И я был. И от одного понимания этого можно было умереть прямо там, когда мы молча сидели за одним из столов, вцепившись друг в друга, и боялись разжать руки. Потом отец исчез куда-то, ничего не объяснив, вернувшись, молча взял нас за руки и повел к выходу.
Нас никто не остановил, даже вслед не смотрели, да и кому было смотреть? Те кто выжил, оплакивали погибших. Я не оплакивал никого. И вообще ничего уже не чувствовал. Ни радости, ни разочарования. Прошлая ночь стала бесконечной. И все чего мне хотелось – вернуться домой. Ненадолго, только чтобы самому поверить в то, что все действительно позади. И я все еще жив. А потом…
Мы втроем ушли в Хогсмид, оттуда аппарировали домой.
Отец и я сидели в гостиной, в соседних креслах. Я – упав на спинку, положив руки на гладкие подлокотники. Он – с неестественно прямой спиной, не двигаясь, глядя прямо перед собой. Потом встал, слишком резко, у меня даже голова закружилась, направился к двери, так же резко обернулся, ухватился рукой за косяк. Крикнул эльфа, попросил виски. Сел снова. Эльф вернулся с бутылкой и бокалом, отец налил до краев, молча протянул мне, сам пил прямо из бутылки, почти не переводя дыханье. Я смотрел на него не отрываясь. Если бы у меня еще оставались силы, я бы, наверное, удивился или хотя бы ущипнул себя, чтобы проверить – не сплю ли. Но сил не было, поэтому я просто сидел, пил свой виски, не чувствуя вкуса, и смотрел, как ходит под тонкой кожей отца кадык, как снова и снова запрокидывается голова.
Мама как потерянная ходила по имению. То касаясь руками стен, словно стараясь убедиться, что они действительно на месте и ей не кажется, то выходя в сад, то возвращаясь к нам. Останавливалась на пороге гостиной, смотрела на отца, на меня, снова на отца, и уходила опять.
Когда бутылка в руках отца опустела, он аккуратно поставил ее на ковер и поднялся. Ни тени опьянения не было ни в его взгляде, ни в походке, впрочем, я тоже был абсолютно трезв.
- Надо восстановить охранные заклятья, - это все, что он мне сказал в этот день. Ни слова до, ни слова после. Нам всем тогда было трудно говорить, слова казались фальшивыми, а правильные подобрать не получалось. Часа два мы ходили по имению и отгораживались от мира, так и не веря до конца, что наш дом снова стал нашим. Я, во всяком случае, не верил, и мне кажется, он тоже. Хотя теперь я не знаю, о чем он думал тогда. Может быть, вовсе не о доме, и не обо мне, и не о маме.
Ночью я вернулся в деревню. Я до сих пор не знаю, как она называется. На маггловских картах ее нет, я смотрел.
Заклятья были нетронуты, и вообще никакой угрозы я не чувствовал. Наоборот, как и в первый раз, там будто даже дышалось легче.
Но Снейп в себя не приходил, так и лежал, вытянувшись, худой и бледный даже в свете единственной свечи, которую я осмелился зажечь. Нет, в маскирующих чарах я был уверен, и все же не рисковал – зачем? Чтобы смазать кое-как затянувшиеся края раны на шее, мне не требовалось яркое освещение, а больше я ничего не мог. Только ждать. В Мунго я ни за что бы не сунулся. Предатель, убийца Дамблдора, верный слуга Темного Лорда. Уж лучше тогда сразу – в Азкабан. Домой не мог тоже. Я не верил, что нас так просто оставят в покое, наверняка вот-вот нагрянут авроры, и неизвестно, где мы будем встречать следующий рассвет, а что уж говорить о нем? Нет, лучше тут. Гораздо больше шансов выжить.
Я ушел на рассвете. Всю ночь я вглядывался в заострившиеся черты, в залегшие под глазами темные тени. Ждал. Но ничего не изменилось.
Авроров в имении не было. Не знаю, что творилось в волшебном мире после битвы, но создавалось впечатление, что о нашем существовании забыли. Я добрел до кровати и сразу провалился в сон. Никаких кошмаров, никаких воспоминаний. Просто тьма. А следующей ночью снова аппарировал к Снейпу. И снова – ничего. Меня накрыло таким раздирающим отчаянием, что мысль о Мунго показалась уже не такой пугающей. А вдруг?.. Но тут же вспомнилось лицо отца, когда я увидел его впервые после Азкабана. Узнать в этом человеке прежнего Люциуса Малфоя было не просто трудно – невозможно. Потухший взгляд, пугающая покорность и обреченность – в каждом движении. И неважно, что отец справился, сумел не сломаться, через несколько дней по-прежнему гордо выпрямлял спину, опускал глаза только перед Темным Лордом и то - я точно знал – только из-за меня. Но те, первые дни я не забуду никогда. И никому не пожелаю такого, тем более… ему. И все же, что лучше – смерть или жизнь в Азкабане? Хуже всего было то, что я, именно я и никто другой, должен был сейчас принять решение. Решить за него. А я не знал… не умел… не мог. Я всегда был слишком слабым, почему же я… должен?
Я цеплялся за него, шептал что-то нечленораздельное. Сжимал тонкие запястья с пугающе прозрачной кожей, сквозь которую проступали вены, и кажется, можно было даже различить, как медленно течет по ним кровь. Просил, проклинал, как будто от этого могло что-то измениться. А потом посмотрел в лицо и застыл, потому что Снейп… смотрел на меня.
Я не мог понять, чего больше в этом взгляде – удивления, понимания или боли, да и неважно мне было тогда. Ничего было не важно, кроме того, что он пришел в себя. Первое оцепенение прошло, и я почти спятил от счастья. Теперь я знаю, что такое и правда бывает. Никогда бы не поверил, если бы сам не пережил. Я метался между Малфой-Мэнор и старым маггловским домом, рискуя разбудить родителей или привлечь внимание Министерства, если бы им вздумалось наложить на имение чары, отслеживающие аппарацию. Еда, какие-то вещи, новые зелья… Потом мне наконец пришло в голову подключить эльфа. Дом приобрел вполне жилой вид. Снейп теперь лежал на шелковых простынях с вензелем Малфоев, укрытый до подбородка одеялом.
Говорить он не мог, да и не пытался. Только смотрел, почти не моргая. Остаток ночи я провел рядом с ним, сидя в кресле, то проваливаясь в тревожное забытье, то всматриваясь в бледное лицо с подрагивающими опущенными веками и отводя взгляд, когда он открывал глаза. На рассвете я дал ему снотворное, подождал, пока заснет, и, оставив эльфа со строгими указаниями сообщать о любых изменениях, вернулся домой.
А потом потекли дни, в которых одно событие сменяло другое, и некогда было остановиться и обдумать все как следует. Сначала отца вызвали в Министерство. Никакого расследования, никакого Визенгамота, только указ о запрете выезда из Англии, ему и маме. Мне – вообще ничего. В это до сих пор сложно поверить. То ли сработали старые связи Малфоев, то ли английское волшебное сообщество, понесшее существенные потери, было занято делами более важными, чем показательное судилище, то ли… Поттер. Хотя я не представляю, с чего бы Поттеру нас защищать. Спасать, рискуя собственной шкурой, в пылу сражения, - да, но вот заступаться перед Министерством – вряд ли. Правда, после его интервью в «Пророке» я готов был поверить во что угодно. Когда читал, строчки расплывались перед глазами. Снейп больше не был предателем, не был расчетливым убийцей и слугой Волдеморта, он был… героем, заголовки кричали о присуждении ему ордена Мерлина посмертно. Мать Поттера и Снейп. Снейп и мать Поттера. В это невозможно было поверить, и не верить было нельзя.
У него я, конечно, не спросил. Общались мы странно. Я пересказывал новости, готовил зелья по его рецептам. Он писал их медленно, полулежа на подушках. Рука дрожала, строчки выходили неровными, буквы кривыми и размазанными, я перечитывал их вслух, чтобы не ошибиться потом, и он кивал, когда я понимал правильно.
Снейпу вроде бы ничего больше не грозило, можно было подумать о возвращении его в мир живых, и я уже собирался рассказать отцу, но молчал. И даже себе я ни за что бы не признался тогда, что просто боюсь. Безумно боюсь потерять эти ночи и старый маггловский дом, в котором не было никого, кроме меня и Снейпа. Только я и он.
Дома на первый взгляд все оставалось по-прежнему, отец получал какие-то письма, отвечал, несколько раз бывал в Лондоне, успокаивал маму, которой все время мерещились авроры, нападающие на Малфой-Мэнор, и в общем-то оставался собой, но что-то неуловимо изменилось. И я все чаще, глядя на него, вспоминал те первые дни после Азкабана. Нет, конечно, ничего общего. Сейчас передо мной снова был уверенный в себе маг, готовый на все ради семьи, умеющий повелевать и выигрывать, просчитывающий жизнь на несколько ходов вперед, чтобы было куда отступать. И все же… Я списывал все на собственную мнительность, обостренную страхом и сомнениями, пока однажды ночью, перед тем как аппарировать к Снейпу, не заметил свет, пробивающийся из-под прикрытой двери его кабинета. Отец сидел ко мне боком, уронив голову на руки, рядом - полупустая бутылка виски и прозрачный фиал, в котором колыхался серебристый туман. У меня тоже был такой, и я прекрасно знал, что это. Отец пил молча и как-то… безысходно. Глоток за глотком – и никакого выражения на лице. Ничего. Пустота. Только широко распахнутые покрасневшие глаза.
Это было очень страшно, гораздо страшнее, чем видеть отца избитым или покорным, и я как будто прирос к полу, так и стоял, глядя на него, не в состоянии думать вообще ни о чем.
Когда бутылка опустела, он сжал пальцами виски, посидел несколько мгновений, поднял палочку, от головы потянулись серебряные нити мыслей, он очень аккуратно опускал их в думосбор, словно боялся порвать или потерять хоть одну. Как будто ничего дороже у него не было. Очнувшись, я попятился от двери и из коридора аппарировал к Снейпу.
Он уже мог садиться на кровати без моей помощи, строчки на пергаментах стали ровнее. Он по прежнему не говорил, но мне достаточно было видеть, смотреть, чувствовать мимолетные прикосновения его рук, когда он передавал перо или бумагу. Я не хотел рассказывать ему об отце и о том, что видел ночью – это было слишком личным, но от его внимательного взгляда стало так тоскливо и больно, что я, не соображая, что делаю, шагнул к нему, опустился на пол и уткнулся лицом в его колени, понимая, что пути назад нет. Да и нужен ли этот путь? Это же Снейп, он все знает обо мне и, конечно, знает давно.
Он не шевелился какое-то время, а мне и не нужно было. Ничего было не нужно, только сидеть вот так. Здесь. С ним. Не думать об отце, о том, что будет дальше. Но когда его ладонь опустилась мне на затылок, когда пальцы неуверенно пошевелились, меня захлестнуло такой дикой нежностью, такой волной сумасшедшего тепла, что я уже не мог сдержаться, слезы текли как будто сами по себе. Щеки горели от стыда, и я прятал лицо у него в коленях, пока он не потянул за волосы, заставляя поднять голову. Я не мог на него смотреть, и мне казалось, что, наверное, уже никогда не смогу, а значит, терять было нечего, я открыл глаза и потянулся к его губам. Ничего кроме них не видел. Он не отстранялся, но и не отвечал. Потом обхватил мою голову обеими руками, большие пальцы осторожно прошлись по щекам, стирая слезы.
- Почему? – спросил я и осекся. Огромные газетные заголовки замелькали перед глазами. – Из-за Эванс?
Он покачал головой.
- Эванс это прошлое, Драко, - шепот был едва различим, и видно было, что он стоит Снейпу огромных усилий. Он молча взял с одеяла лист пергамента, протянул мне. Я посмотрел, не понимая, он кивнул. Четыре слова. Всего четыре слова, и перед глазами потемнело от понимания.
Отец, расцепляющий наши с мамой руки в Большом зале. Его не было долго. Вполне достаточно для того, чтобы добраться до Визжащей хижины и вернуться обратно. Вернуться и с окаменевшим лицом увести нас домой, а потом сплетать заклятья, пытаясь отгородить нас и себя от мира и не думать. Он остался самим собой, он должен был ради нас. И мы бы ничего не заметили, а даже если бы заметили, не придали значения. Как я. И все что осталось – семья, которую нужно спасти во что бы то ни стало, а значит надо жить, надо строить новые связи, восстанавливать старые, пока не поздно. Пока волшебный мир размахивает победными флагами и поскорее хоронит погибших, чтобы радоваться вместе с живыми. И только ночью можно быть собой. Можно возвращать из думосбора то, что принадлежит тебе, и кому-то еще, кого никогда больше не будет рядом. Можно пить виски прямо из бутылки и не бояться, что кого-то напугает твоя слабость. Слабость ли?
Голова кружилась. Строчки расплывались. Всего четыре слова… «Люциус, я жив. С.»
Я наконец поднял на него глаза, все еще надеясь на что-то, и в то же время точно зная, что все понял правильно.
- Можно попросить вас… - он кивнул, – не говорите ему…
Больше я не мог там оставаться, сжав в ладони пергамент, я аппарировал домой, не дождавшись ответа. Это было лишним, я знал, что Снейп не скажет. Я слишком хорошо знаю отца, и он, наверное, тоже. Конечно, тоже. Очень мало на свете людей, ради которых Люциус Малфой может чем-то пожертвовать, и, к сожалению, я – один из них. А мне… мне не нужны жертвы. Мне вообще ничего не нужно. Теперь.
Тем же вечером, когда отец вернулся из Лондона, я отдал ему пергамент. И рассказал, как следил за Поттером, как пробрался в Визжащую хижину, когда он вышел оттуда, как нашел Снейпа и что делал дальше. В общем, это было несложно – отец, кажется, не слышал ни слова, только смотрел на пергамент. А я – в окно. Так было легче.
Потом мы вместе аппарировали туда. Отец стоял и просто смотрел. И Снейп смотрел. А я никогда не чувствовал себя настолько лишним. Им было сейчас все равно, что я скажу, поэтому я брякнул что-то о маме, что обещал ей помочь с розами, и исчез.
Больше я не был у Снейпа. Отец сказал, что лучше пока оставить его там и так сильно сжал мое плечо, что я едва не поморщился. Хорошо, что он не начал меня хвалить, или благодарить, или еще что-нибудь настолько же ужасное, тогда бы я, наверное, не выдержал. А так – смог.
Завтра я уезжаю. Мне разрешили сдать экзамены в Шармбатоне и продолжить обучение во Франции. Когда-нибудь я обязательно вернусь, род Малфоев не должен прерваться, значит, я женюсь на какой-нибудь чистокровной волшебнице, у меня будут дети. И я не буду думать о том, что когда-то разучился мечтать. И уж конечно я не буду думать о клочке пергамента, который ношу в кармане, все время забывая выбросить. Обычный обрывок, на котором знакомым с первого курса почерком выведено лаконичное «спасибо».
End
|| [В оглавление] ||
| | Фанфик: Антидот | | Просмотров: 1037 | Комментарии к главе: 0
| |
| Всего комментариев к главе: 0 | | |
| |
|
|
|
Посетителей в Малфой-Мэноре сейчас: 4 Гостей: 4 Званных гостей: 0
|
На данном сайте присутствуют материалы содержащие в себе графическое и текстовое описание сексуального акта, гомосексуальных отношений, насилие, мазохизм и другие вещи не рекомендованные для просмотра лицам младще 18 лет. Все материалы находятся в отдельных разделах. Если вам еще не исполнилось 18 лет, то мы не рекомендуем посещать данные разделы.
All Harry Potter names and characters belong to JK Rowling, Bloomsbury, Scholastic or Warner Bros. and Росмэн
Хроники Лорда Малфоя © 2024 |
| |
