Библиотека

Последний день лета. Юго-восток Франции. Бургундия. Деревня Тезе. Местная церковь.
Мужчина в годах и средних лет женщина, немного задержавшись у порога Храма Божьего, вошли внутрь и затем медленно, но уверенно подошли к алтарю, где их уже несколько минут ждал пожилой священник – отец Робен Роже.
Жених и невеста приветствовали его. Месье Роже ответил им вежливым поклоном. Он выглядел спокойным и собранным, но внутри этот полноватый, слегка лысеющий падре с добрыми понимающими глазами и покрытым морщинами лицом был не на шутку взволнован.
Причин тому было несколько.
Во-первых, едва познакомимвшись с будущими супругами священник оказался во власти странных и тревожных предчувствий. Эти двое были такими разными, что союз их казался ему почти противоестественным. Однако нечто неуловимое роднило и сближало их, а потому падре оставил при себе свои сомнения и лишь назначил будущим мужу и жене несколько стандартных встреч для душеспасительных бесед, исповеди и разъяснения хода предстоящего обряда венчания. А теперь его вновь охватили неясные сомнения и совершенно необъяснимый трепет.
Во-вторых, падре смутили некоторые весьма загадочные происшествия.
Так, однажды во время разговора, невеста вытащила из своей вышитой бисером сумочки довольно крупное круглое зеркало, которое никак там не могло уместиться. А жених в пылу обсуждения одного из постулатов христианского вероисповедания уверенно цитировал…несуществующие места из Писания. Оных не было не только в канонических текстах, но и ни в одном из известных падре, в том числе и имеющихся в Синайском кодексе, апокрифах… «Быть может, это кто-то из отцов церкви, - подумал тогда священник. – А мой подопечный спутал первоисточник… Надо будет перелистать дома кое-какие книги». И он сделал это, но так и не нашел тех цитат, а спрашивать ему о них было как-то неудобно: не хотелось прослыть невежей… За что сейчас ему было нестерпимо стыдно, ибо как можно было пренебречь истиной Слова Божьего в угоду собственным амбициям?
И, наконец, в-третьих, представленные в качестве доказательства крещения бумаги будущих супругов были подписаны таким необычным именем, а их нательные кресты имели такую странную символику… Но о том, что стоящие перед ним в данный момент люди могли быть им самим в будущем обвенчанными сектантами или ненормальными, отец Роже даже думать боялся…
«Однако, - успокаивал себя падре, - ничего противозаконного или богохульного я все-таки не обнаружил, а потому не зря дал свое согласие на венчание и назначил дату совершения обряда».
И вот этот день настал…
Странная пара прибыла тихо и незаметно, будто выросла из-под земли: ни личной машины, ни такси за углом, ни даже запряженной лошадьми повозки… И никого из гостей или родственников. Только жених - весьма моложавый субъект, солидный возраст которого выдавали лишь седые, скорее всего, когда-то бывшие светлыми, волосы - и немного усталая, но довольная невеста. На женихе был стандартный черный костюм, прекрасно на нем сидящий, но, казалось, именно из-за этого заставляющий мужчину время от времени передергивать плечами и недовольно кривить рот, будто к подкладке пиджака были приклеены кнопки. «Можно подумать, этот господин впервые надел нечто подобное», - улыбнулся про себя отец Роже. Невеста же, напротив, очень легко и непринужденно держалась в белом открытом платье с пышными юбками. Эти двое были явно давно знакомы и, более того, та предупредительность в обращении и то понимание в глазах, которое они постоянно демонстрировали, были свойственны скорее не жениху и невесте, едва готовящимся вступить на путь совместного существования, а долго прожившим рядом близким, находящимся в прекрасных отношениях, родственникам. «Но отчего же они тогда так долго тянули с венчанием?» – падре в который раз заглянул в бумаги. – И не только с венчанием, а и браком вообще…»
Но расспрашивать было уже поздно, отменить обряд было немыслимо, а значит, пора было начинать…
В здании царили прохлада и тишина. Каждое произнесенное священником слово эхом разносилось по залу. Ничего необычного не происходило. Но чем ближе было завершение таинства, тем напряженнее становилась атмосфера. Как если бы вокруг происходила концентрация неведомых, готовящихся к атаке на присутствующих сил. Голос падре чуть подрагивал. «Скорее бы покончить с этим» - думал он.
- Я объявляю вас мужем и женой, – сказал, наконец, месье Роже заключительную фразу и облегченно вздохнул: «Кажется, не произошло ничего страшного, – подумал он про себя, – и уже не произойдет». - Жених, можете поцеловать невесту…
Мужчина повернулся к женщине и легонько коснулся своими губами ее. И тогда едва заметное золотистое сияние вдруг окутало фигуры новобрачных. Распахнув глаза, священник крепче сжал в затрясшихся руках Библию и зашептал в полголоса «Отче наш». «Я так и знал, - крутилось у него в голове. – Я так и знал… так и знал… Хотя собственно, что знал… Что это? Что все это значит?». Свечение же все усиливалось, образуя вокруг влюбленных ореол и достигнув через несколько секунд апогея яркости, он разлетелся по церкви ослепительными белыми искрами.
Осыпанные ими стеклянные птицы, слушающие на оконном витраже проповедь святого Франциска, ожили, резко вспорхнули со своих насиженных десятилетиями мест и с криками заметались под потолком, колотясь об окна и стены. А усеянные сверкающей пылью цветы на алтаре покрылись тут же лопнувшими и распустившимися бутонами. Сверху донесся звук вдруг самого по себе зазвонившего колокола…
Не зная, что сказать или сделать, священник стоял, затаив дыхание, и ждал развязки.
- Пойдем, Люциус… - сказала тогда мужу смущенно улыбнувшаяся женщина. - А то, как бы нашему доброму падре совсем плохо не стало.
Тот, кого назвали Люциусом, кивнул, предложил своей жене руку, и они медленно двинулись по проходу к распахнутой ветром двери, осыпаемые лепестками роз, которые роняли на них сверху жаворонки и овсянки.
Супруги вышли, сопровождаемые громким радостным щебетанием пичуг и оглушительным колокольным звоном, а падре, прижав к груди Писание, кинулся к окну, провожая взглядом странную чету:
- Кто же они такие… - шептал священник, с ужасом и благоговением подставляя ладонь тут же севшей на нее птахе. – Кто же они…
Да, пожалуй, это было самым странным венчанием за всю историю этой церкви…

…

- Побудем здесь еще немного… - предложил Люциус, подставляя лицо теплому, но не жаркому, почти уже осеннему солнцу. - Здесь так спокойно…
Женщина кивнула, и, повернув за угол, они побрели между могил на небольшом церковном кладбище. Легкий шаловливый ветерок трепал их волосы, еще не закованные в золото пестрые краски природы радовали глаз. Близость вечного - Бога, жизни и смерти - наполняла умиротворением душу…
Дойдя до ограды, они присели на выкрашенную белой краской деревянную скамью. Чуть наклонившись к супруге, мужчина окинул ее пристальным взглядом: щурясь от солнца, та задорно улыбалась и вертела на пальце невестин мешочек. Улыбнувшись ее почти что детской, ничем не замутненной радости и непринужденности, Люциус продолжал рассматривать любимую, старательно фиксируя в памяти мельчайшие детали ее образа.

- О чем задумался? – спросила через несколько минут миссис Малфой.
- О нас и о нашем будущем, Миона… - произнес волшебник, отводя взгляд и всматриваясь в украшенное каменными розами надгробие семьи Bouillin. - Я и Нарцисса, да будет земля ей пухом, сделали все что могли – дали продолжение роду моего отца, моему роду… Теперь я свободен и могу позволить себе нечто иное… И я думаю, что когда-нибудь, поколений через тридцать, когда и наши с тобой тела давным-давно будут покоиться на тихом кладбище, возле старой часовни в Малфой Мэноре, кто-то уже из наших с тобой потомков придет к ним со своей суженой и с гордо поднятой головой скажет: вот моя дорогая - это основатели рода, который мы по-праву теперь можем считать родом чистокровных волшебников…
- Ты не исправим, – рассмеявшись, женщина чмокнула мужа в щеку.
- Мда.
- И ты действительно веришь в это? Веришь, что наши дети и внуки поставят своей целью создание новой родословной, ища подходящих себе по статусу любимых? Что тридцать поколений они будут смирять свои страсти и желания, только ради того, чтобы не нарушить чистоты крови? Чтобы в записи и анналы истории их предки и потомки вошли как "чистокровные"?
- Я не знаю… я только могу надеяться. Я чистокровный волшебник, а ты… ты не нечистокровная, ты магглорожденная, Миона. Ты первая волшебница в своей семье и вполне подходишь, чтобы стать основательницей нового рода. Нашим детям выбирать… каким путем они захотят пойти. И я хочу надеяться, что они выберут трудный, но достойный путь, потому что именно эта надежда на создание другой, боковой ветви семьи Малфой сделала сегодня возможным наше венчание и дает мне право, смотря тебе в глаза сказать: Теперь ты моя.
Женщина ничего не ответила, только прижалась к плечу супруга и глубоко вздохнула, рассматривая отпускающую в небо голубя девушку на пьедестале у могилы Marie Guibourg:
- На меня в этом вопросе можешь не рассчитывать, - уверенно отчеканила волшебница. - Я не собираюсь забивать головы наших детей, если они еще будут, всякими дурацкими идеями. Я буду учить их идти путем сердца и справедливости, а не бездушных принципов.
- М-м… Что значит, если они будут? Конечно будут… И я совершенно не питаю иллюзий относительно твоей позиции в данном вопросе. Но ведь я тоже буду принимать участие в формировании мировоззрения своих наследников, не так ли?
- О да… - горько усмехнулась Гермиона, дети которой от первого брака и то умудрились поддастся влиянию своего теперь уже хм…официального отчима, что уж говорить о будущих родных чадах… - Несомненно.
- Ну, значит, не все еще потеряно…моя дорогая… О Мерлин… Моя - как это все таки чудесно звучит…моя, только моя…
- Да, только не забывай, дорогой, что ты теперь тоже не принадлежишь исключительно себе. И ты теперь тоже мой…
- Навсегда.
- Навсегда.

VALE